Синтаксис современного литературного
башкирского языка представляет необычайно обширный и сложный объект
лингвистического исследования, который в существующих источниках отражен в
первичном описании более или менее полно лишь на уровне предложения,
выступающего в качестве основной единицы речи. Словосочетание же стало
предметом исследования лишь в последние годы. Естественно, что оно по сравнению
с предложением разработано меньше.
Результаты
проведенных исследований предложения и словосочетания в башкирском языке, как и
в других тюркских языках, в плане охвата своего объекта довольно значительны.
Однако они еще далеко неполно освещает этот объект с точки зрения
теоретической. К тому же не все аспекты синтаксиса предложения и словосочетания
изучены должным образом. В частности, все еще ожидает своего тщательного
исследования функциональное и стилистическое соотношение семантически близких
предложений одного и того же статуса и возможность адекватного выражения
коммуникативного содержания данного предложения в зависимости от стилистических
условий и речевой ситуации структурно разнородными конструкциями, столь широко
и регулярно взаимодействующими в живом языке.
Кроме
обширной области синтаксической синонимии, наглядно свидетельствующей о
развитости и высокой жизнеспособности синтаксиса современного литературного
башкирского языка, все еще остается неохарактеризованным возрастающее из года в
год структурное обогащение синтаксиса и его стилистическая и функциональная
дифференциация, особенно в сфере массовой коммуникации, где синтаксис сложного
предложения, в особенности предложения с союзной связью, и по степени
употребительности и по количественному составу структур во многом разительно
отличается от состава и соотношения синтаксических конструкций обиходно
разговорной формы литературного языка, в свою очередь как раз в этом отношении
распадающейся на социальные и, в известной мере, региональные разновидности
(ср. устную речь, с одной стороны, городского и сельского населения, с другой
высококультурной башкирской интеллигенции – писателей, журналистов, ученых,
преподавателей и остальных социальных слоев башкирского населения). В связи с
этим со всей остротой встает проблема изучения синтаксиса разговорного языка во
всех его разновидностях – на уровне литературного языка, просторечия и
диалектов. Неразработанность этой проблемы не позволяет приступить к изучению
исторического синтаксиса в сравнении с другими тюркскими языками, которое могло
бы быть начато с исследования дошедших до нас немногих письменных памятников
башкирского языка и богатейшего фольклора, собранного с возможной полнотой и
частично уже опубликованного.
Синтаксис
письменного литературного языка, впитавший в себя многие черты дореволюционного
периода своего развития, не характерные для устного башкирского языка, еще при
его обновлении на подлинно народной основе
в 20–30-х годах значительно отличался от синтаксиса обиходно-разговорной речи
во всех ее разновидностях. В последующее время это усугубилось беспрерывным
структурным обогащением литературного письменного языка за счет ресурсов
родственных тюркских языков и за счет множества синтаксических калек с русского
языка. Последними изобилуют все бурно развивающиеся младописьменные литературные
тюркские языки, ими обогатились стилистические возможности синтаксиса
литературного языка, вызвали функциональную дифференциацию многих
синтаксических конструкций, выявив тем самым удивительную мобильность
синтаксических категорий. Их изучение в непосредственной связи со
стилистической и функциональной дифференциацией синтаксических конструкций,
равно как самой синтаксической стилистики, тоже относится пока что к числу
нерешенных проблем.
Грамматическая
квалификация ранее отмеченных и описанных структурно-семантических типов
простого и сложного предложения и основных типов наиболее распространенных
словосочетаний по необходимости произведена в предлагаемой грамматике на уровне
большинства синтаксических описаний по современным тюркским языкам, хотя первоначально
она и ставила своей целью посильное ее углубление. Это расхождение между
замыслом и его осуществлением, помимо всего прочего, вызвано естественным
влиянием укоренившихся традиционных принципов описания синтаксиса, которые во
многом не согласуются с неоспоримыми достижениями в разработке проблематики
синтаксиса не только тюркских языков. В нарушение традиционных принципов
описания тюркского синтаксиса в порядке первого опыта, требующего, естественно,
критического осмысления и углубления, авторы настоящей
грамматики в соответствии с ее проспектом решились лишь на следующие
нововведения в этой области.
1.
Члены предложения рассмотрены применительно не только к простому предложению,
но и к сложному, поскольку в обоих случаях они выделяются на одинаковых
началах.
2. Соответственно расширено описание типов
сказуемого за счет связанного сказуемого, характерного для придаточных
предложений и так называемых обстоятельственных оборотов, организуемых главным
образом деепричастиями. Остальные члены предложения имеют одну и ту же
структуру и в простом, и в сложном предложении.
3.
Выделение связанного сказуемого, в большинстве случаев обнаруживающего полный изоморфизм
в составе придаточного предложения и в зависимых конструкциях, осложняющих
простое предложение, поставило перед необходимостью квалифицировать именно
деепричастные и т. п. обороты как зависимые конструкции, наделенные
предикативностью, одинаково характерной и для придаточного предложения.
Соответственно простое предложение, содержащее такую зависимую конструкцию,
квалифицируется как усложненное предложение. Это согласуется с давно
наметившимся выделением усложненного сложного предложения на материале ряда
тюркских языков.
4.
Усложненные сложные предложения даны по рубрикам на семантико-синтаксической
основе, позволяющей однозначно отнести их либо к паратаксису, либо к
гипотаксису, исключая лишь немногие конструкции, которые действительно трудно
определить с этой точки зрения (см. раздел «Смешанные сложные предложения»).
5.
Поставлен вопрос о статусе простого предложения, содержащего вставное простое
или сложное предложение, обладающее предикативностью. Но вопрос этот в данной
грамматике еще не решен, из-за неполноты материала (в частности, еще не изучена
возможность осложнения вставным предложением сложного предложения).
6.
В синтаксисе отведено достойное место парцелляции.
7.
Во многом по-новому ставится и решается вопрос о сложных словосочетаниях.
8.
Более, чем это принято делать в академических грамматиках, расширено
рассмотрение связи слов в предложении. Это позволило более четко
охарактеризовать основные типы словосочетаний.
Первоначально ставилась и проблема последовательной
классификации сложных предложений на единой семантико-синтаксической основе,
производимой до сих пор почему-то лишь применительно к сложноподчиненным
предложениям. Однако пришлось ограничиться традиционной рубрикацией
сложносочиненных предложений по типам связи. Это, естественно, привело к
ненужным повторениям (одни и те же типы выделены среди и бессоюзных и союзных
сложносочиненных предложений), не говоря уже о том, что рассмотрение бессоюзных
предложений в отрыве от предложений с союзной связью не позволяет раскрыть
системные отношения между теми и другими, основанными на
семантико-синтаксическом их взаимодействии, в частности, на их взаимодействии
по структуре типов предложений, представляющих соединительные, противительные,
пояснительные, сопоставительные и т. п. отношения.
Наиболее
отрицательным в традиционном делении сложносочиненных предложений только на
союзные и бессоюзные, исходя из практики описания таких предложений на
материале русского и других индоевропейских языков, является не только
невозможность в его пределах надлежащим образом показать сложносочиненные
предложения в живой их системе, но и искажение типологической особенности
тюркских языков, а именно – неправомерное отнесение к числу бессоюзных
действительно асиндетических конструкций широко распространенных в тюркских
языках типов сложносочиненных предложений, первая часть которых связана со
второй при помощи словоформы сказуемого – формы деепричастия на -п, выполняющей,
по существу, роль соединительного союза, который одновременно выражает
последовательность двух действий, описываемых в разных частях этой конструкции,
и другие синтаксические отношения. Конституирующая роль такой словоформы
сказуемого придаточной части сложноподчиненного предложения как особого
средства формального выражения синтаксических отношений ныне признана всеми. И
такие предложения уже не причисляются к бессоюзным. Применительно к
сложносочиненным предложениям это положение до сих пор не реализовано. Это
вызвано, очевидно тем, что само сложносочиненное предложение рассматриваемого
рода до сих пор не получило всеобщего признания среди синтаксистов-тюркологов.
Между тем, оно представлено в каждом из тюркских языков рядом широко
употребительных типов, характеризующихся закрытой структурой (состоит из двух
частей, распространение третьей исключено):
1)
соединительные предложения: а) предложения следования, обозначающие благодаря
форме сказуемого и контексту хронологическую последовательность двух действий: Әҙерлек
бөтөп, китер көн килеп етте (М. Ғафури) 'Подготовка
закончилась, настал день отъезда'; Ҡыш үтеп, яр етте (М.
Ғафури) 'Прошла зима, наступила весна'; Мустафин
үҙенең полкын ҡыуып еткәндә, Степан да
һауығып әйләнеп ҡайтып, улар Днепр
ярҙарында торалар ине инде (Д. Исламов) 'Когда Мустафин догнал свой
полк, Степан выздоровев, тоже вернулся, и они уже стояли на берегах Днепра'; б)
предложения одновременности: Күктә күгәрсендәр
уйнап, буҙ турғайлар
һайраһын (М. Марат) 'Пусть на небе играют голуби и
поют сизые воробьи';
2)
предложения, первая часть которых поясняет вторую как побудительная причина
свое следствие: Ағалы-энеле егеттәр
һүҙгә килешеп, кесеһе өйҙән
сығып китте (К. Мәргән) 'Старший и младший братья-джигиты
поссорились, и младший покинул дом'; Ел сығып, болоттар таралды (А.
Таһиров) 'Поднялся ветер, и тучи рассеялись';
3)
усилительные предложения, вторая
часть которых по сравнению с пер-; содержит, экспрессивно подчеркнутую информацию: Көн
болотлап, ел
дә көсәйгәндән көсәйә (Ғ.
Хәйри) 'Погода стала пасмурной, и ветер усиливается все больше и больше'.
Правомерность
отнесения конструкций приведенного рода к сложносочиненным предложениям
подтверждается возможностью свободной замены деепричастного сказуемого
спрягаемой формой глагола в сопровождении с союзом или без него, т. е. любым
другим способом формального выражения тех, же самых синтаксических отношений:
ср. Ҡыш
үтеп (үтте /
үтте һәм / үтте лә), яҙ етте 'Прошла
зима, и наступила весна'. Такая трансформация и модификация формального
выражения одной и той же синтаксической связи убедительно говорит также и о
том, что сложносочиненные предложения целесообразно классифицировать не по
типам связи, которые нередко представляют, как в данном случае, лишь
стилистическую вариативность структуры предложения, а на
семантико-синтаксической основе, объединяя все три вида предложений одного
семантического профиля в единую рубрику, как это давно разумно практикуется
применительно к сложноподчиненным предложениям. Соответственно все союзные и
бессоюзные сложносочиненные предложения, в том числе и с деепричастным сказуемым,
можно разместить по таким же выработанным рубрикам, как соединительные;
противительные, сопоставительные, пояснительные и т. п. предложения, внутри
которых в свою очередь должны быть особо выделены союзные и: бессоюзные
предложения, включая сложносочиненные предложения с деепричастным сказуемым,
играющим роль соединительного союза.
В
выделении и трактовке сложноподчиненных предложений, вернее – спорной их части,
авторы грамматики придерживаются известной концепции Н.
К. Дмитриева, в принципе отражающей господствующее
воззрение на природу сложноподчиненных конструкций в русском языкознании, которое ныне справедливо сведено к наличию в их
составляющих частях ясно выраженной предикативности, свободной или
связанной, действительно предопределяющей статус сложного предложения вообще.
Концепция Н. К. Дмитриева, которую мы пытались развить
применительно к придаточным предложениям с деепричастным сказуемым, имеющим
свое раздельно выраженное подлежащее, нуждается, на наш взгляд, в одном
уточнении. Причастный оборот с раздельно выраженным подлежащим и сказуемым,
квалифицируемый Н. К. Дмитриевым и его многочисленными сторонниками как
придаточное определительное, примыкает непосредственно к определяемому слову
даже без выделения паузой (пауза может быть только после определяемого слова,
которое вместе с причастным оборотом имеет объединенную синтаксическую интонацию).
Он не имеет отношения к сказуемому данного предложения, в котором представлен.
В силу этого причастный оборот лишен собственно предикативности, составляющий
необходимый признак всякого предложения или его части. Действие, выражаемое
причастием представлено здесь в характеризующем значении, т. е. как
определение. Оно не охарактеризовано по категории времени и наклонения.
Так
что выделение придаточного определительного, представляющего на деле
развернутое определение при подлежащем или дополнении, представляется в данном
случае крайне проблематичным. В остальном воззрение Н. К. Дмитриева на природу
придаточных предложений со сказуемым в неспрягаемой форме глагола лишь
подтвердилось при дополнительном углубленном их исследовании: достаточно
сказать, что при «неличных» формах личность производителя или носителя действия
может быть представлена в самой словоформе: ср. йоҡо- (-м, -ң,
-һо, -ғоҙ, -боҙ, -лары) килеп (килгәс,) өйгә ҡайтып
китте (-м, -ң, -ек, -егеҙ, -ләр) 'поскольку
(мне, тебе, ему, нам, вам, им) захотелось спать, (я, ты, он, мы, вы, они) пошел
домой'.
Действие,
представленное неличной формой глагола, однозначно охарактеризовано по
категории лица (благодаря соотнесенности действия с его
производителем-подлежащим), времени и наклонения (благодаря его соотнесенности
в этом плане с действием, выраженным так называемым основным глагольным
сказуемым), что и составляет сущность предикативности: Вахит
өйгә инеү менән, өй эсендә
ҡаушау ҡатыш шатлыҡ тыуҙы (М.
Ғафури) 'Как только вошел Вахит, дома воцарилась радость вместе с
растерянностью'; Иренең һәләк булыуы тураһында
хәбәр килгәс, Рәүфәнең
әсәһе бик иланы (Ә. Вәли) 'Получив извещение
о гибели своего мужа, мать Рауфы горько плакала', где действие, выраженное
неличной формой глагола, однозначно относится к тому же времени и наклонению,
что и действие, представленное главным сказуемым, а его соотнесенность с
подлежащим столь же ясно характеризует (его) по категории лица.
Один
из интересных и неожиданных результатов исследования придаточных предложений
рассматриваемого рода представляет возможность их бытования в односоставном
варианте: ср. Ғилажиҙе һалҡын һуғып,
уның тамағы
шешеп йөрөнө (А. Таһиров)
'Гилажи простудился, и у него разболелось горло', где һалҡын
һуғып обозначает безличное действие; Таң атҡас
эшкә киттек 'Мы отправились на работу, когда рассвело'; Ҡоҫҡом
килгәс, ул дарыу бирҙе 'Поскольку меня тошнило, он дал
лекарство'; Эсем бошоп мин ҡайтып киттем 'Я захандрил и отправился
домой'; Уҡығың килмәгәс,
мәктәпкә барып йөрөмә 'Раз не хочешь
учиться, не ходи в школу'; Уның ике сәғәткә
һуңлағанына асыуыбыҙ килгәс, тоттоҡ та
ҡайтып киттек 'Поскольку мы были возмущены его опозданием на два
часа, мы взяли да и разошлись по домам'; Беҙ тапшырған
бүләккә күңеле тулғас,
Мәҙинә илап ебәрҙе 'Тронутая подарком, который
мы вручили ей, Мадина заплакала'; Күргән
төштәремдән ҡотом осоп, уянып киттем 'Я проснулся,
испугавшись сновидений'. При этом обращает на себя внимание охарактеризованность обозначаемого деепричастием
действия по категории лица в пределах самого сложного глагола.
Другим
существенным результатом проведенных исследований в соответствии с концепцией
Н. К. Дмитриева является тот примечательный факт, ускользающий из поля зрения
синтаксистов, что связанная предикация, характерная для рассматриваемого типа придаточных
предложений и неспособная реализоваться в виде отдельного предложения, широко
представлена и среди неоспоримых союзных сложносочиненных разделительных
предложений открытой или закрытой структуры: ср. Йә елләп
ямғыр һибәләй, йә ҡараңғы
тымыҡ төн була, йә ай нуры төшә
Иҙелгә (М. Кәрим) 'То моросит дождь, то бывает душная
темная ночь, то лучи луны освещают Белую'; Йә үҙем барам,
йә булмаһа үҙе миңә килһен 'Либо
я пойду, либо пусть приходит сам ко мне'; Әле быныһы аптырата,
әле тегенеһе теңкәгә тейә (фольк.) 'То
озадачивает это, то донимает другое'; Берсә Турыҡай алға
сыға, берсә Ерәнсәй бөтәһен дә
уҙып китә (фольк.) 'То вырывается вперед (на скачках. – А.
Ю.) Гнедой (кличка лошади), то всех опережает Рыжий (кличка лошади)'; Әллә
күҙем әйбер айырмай башланы, әллә дарыуҙары
бер төрлө инде (Ш.
Бикҡол) 'То ли глаза сами по себе не стали различать предметы, то ли не
подходит лекарство'. Самостоятельное простое предложение для его превращения в
компонент сложносочиненного предложения намеренно лишается признака
самостоятельности путем вставки в него союза, а в последнем случае – путем
замены спрягаемой 'формы^глагола неспрягаемой его формой. И в том, и в другом
случае часть сложного предложения не может быть реализована в качестве
самостоятельного высказывания, т. е. сложное предложение являет собой сложение
двух предикаций для получения единого высказывания, именно единой
коммуникативной единицы, в принципе сходной с простым предложением.
Как
свидетельствуют приведенные примеры, компонент сложного предложения вовсе не
обязательно должен строиться полностью по структурной схеме простого
предложения. Правда, компоненты сложного предложения даже при большой
зависимости одного из них от другого в принципе выделяются именно на высшем
уровне синтаксического членения – на уровне предикации – и выделяются так или
иначе именно как предикативные единицы, как аналоги предложения. Но это не
означает, что они по структуре обязательно должны соответствовать простому
предложению и подобно ему иметь смысловую законченность. Такому строгому
требованию из всех сложных предложений удовлетворяют лишь бессоюзные
сложносочиненные предложения с чисто соединительной связью, не осложненные
выражением временной последовательности действий. Ни один другой тип сложного
предложения не обладает способностью распадаться на отдельные два простых
предложения в зависимости исключительно от стилистических запросов без ущерба
для передаваемого им коммуникативного содержания и для своей структуры,
обеспечивающий сообразно с ее типовым значением именно такое содержание.
В
синтаксических описаниях по давно заведенной традиции порядок слов
рассматривается лишь применительно к простому повествовательному предложению и
всякий иной порядок расположения компонентов предложения, характерный для
остальных типов предложений нередко квалифицируется как инверсия. Между тем
применительно к вопросительным, восклицательным и побудительным простым
предложениям, сложноподчиненным предложениям, составные части которых связаны с
помощью словоформы сказуемого, соединительным сложносочиненным предложениям,
передающим временную последовательность двух действий, пояснительным
сложносочинительным предложениям, сложным предложениям, выражающим
причинно-следственные отношения, условным периодам порядок расположения их
компонентов составляет один из их структурных признаков, подлежащий
обязательному учету и описанию. К сожалению, это элементарное требование далеко
не полностью соблюдено и в предлагаемой грамматике. Традиционно
охарактеризованы в ней также и типы предложений по их коммуникативному
назначению. Между тем, вопросительные, побудительные и восклицательные
предложения встречаются и среди сложных предложений, подлежащих рассмотрению с
названной точки зрения на одинаковых основаниях с простыми предложениями.
Другое дело, что их здесь гораздо меньше, чем среди простых предложений, где
они по сравнению с повествовательными предложениями занимают тоже небольшое
место.
Удельный
вес описанных в синтаксисе типов предложений охарактеризован лишь в разделе
сложных конструкций.
Читатель
не найдет необходимых сведений и о синтаксической интонации, играющей
существенную роль в формальном выражении синтаксических отношений, особенно в
вопросительных, побудительных и восклицательных предложениях и в синтаксическом
членении сложных предложений. При всей смысловой целостности всякое предложение
как коммуникативная единица расчленяется на составляющие смысловые части
различной степени актуальности и завершенности. В этом наряду с другими
средствами семантико-синтаксического членения предложения едва ли не самую
важную роль играет синтаксическая интонация и ее градация, которые требуют,
однако, обширного углубленного самостоятельного исследования современными
инструментальными методами.
К
сожалению, в предлагаемой грамматике отсутствуют сведения об актуальном
членении предложения, об открытости или закрытости структуры данного типа
сложного и простого предложения, а также по некоторым другим вопросам
синтаксиса, назревшим давно и тем не менее еще не исследованным на материале
башкирского языка. Сильны еще традиционные узы, которые должны быть преодолены в
ближайшем будущем.
Изложение
синтаксиса ориентировано главным образом на устоявшиеся нормы письменного
литературного башкирского языка с возможным учетом, там, где это необходимо,
специфики синтаксиса устной литературной речи.
Словосочетание
и предложение, составляющие предмет синтаксиса, пользуются одними и теми же
средствами формального выражения синтаксических отношений между своими
компонентами: 1) словоформами знаменательных слов, 2) местоположением своих
составляющих частей, 3) служебными словами собственно синтаксического
назначения (союзами, союзными и относительными словами, послелогами и
частицами), 4) синтаксической интонацией, 5) возможными комбинациями
перечисленных средств.
Слово,
вернее – словоформа на уровне синтаксиса, предстает как предельно составляющая
и предложения и словосочетания, т. е. здесь дальнейшему членению она не
подлежит. Следовательно, нельзя считать правомерным выделение так называемого
составного члена предложения, или словосочетания, исходя из того, что он
представляет собой сложную (аналитическую) словоформу – семантически неделимое
сочетание «однословной» словоформы со служебным словом, тем более – из
структуры лексической основы – ядра, состоящей из двух производящих основ типа ун
биш 'пятнадцать', ант ит- 'дать клятву'.
Фиксированные
синтаксические отношения, лежащие в основе сложных «лов, устойчивых
словосочетаний терминологического и фразеологического характера, идиоматики и
сыгравшие определенную роль при их зарождении, не составляют предмета
синтаксиса современного языка. Поэтому в дальнейшем изложении внимание
направлено лишь на свободные, или живые (мобильные) синтаксические отношения в
рамках словосочетания и предложения.
Рассмотрению
наиболее распространенных типов словосочетаний предпослан первый очерк связи
слов в башкирском языке – на основе подчинительной связи слов, стоящей в центре
внимания очерка, возникают словосочетания, предопределяющие лексическую
наполняемость всякого предложения как коммуникативной единицы, неизменно
обладающей предикативностью и модальностью.
Переход на ОГЛАВЛЕНИЕ (СИНТАКСИС)