ГЛАСНЫЕ ПЕРЕДНЕГО РЯДА

Фонема /и/ является самой передней из всех передних и наиболее узкой среди узких гласных, по подъему и ряду полярно противопоставленной широкой фонеме /ә/, которая тесно взаимодействует с ней в рамках одного и того же слова: итәк 'подол', инә 'самка'. Из всех передних гласных она ближе всего стоит к /е/, и чаще всего сочетается с ней, находясь в коррелятивном противопоставлении главным образом по подъему и отчасти по ряду: иш 'пара, чета' – эш 'работа', биҙ 'железа' – беҙ 'мы'.

Фонема /и/ в исконно тюркских словах более или менее широко представлена лишь в анлауте и инлауте, в частности во всех типах первого слога, составляющего в том числе и корневую морфему: и-ре- 'таять', ки-ре 'обратно', ир-тә 'утро, рано', мин 'я', ирек 'свобода', милек 'достояние, имущество'. При этом /и/ несовместима с губными гласными. Характерна для и также и невозможность ее употребления в других позициях, т. е. в непервом слоге, в том числе и в аффиксах.

В иноязычных заимствованиях /и/ может быть в любой позиции, включая ауслаут: нәтижә 'результат', тәбиғи 'естественный', магнит. В нарушение незыблемого правила сочетаемости гласных только через посредство согласных, /и/ в иноязычных именах может стоять непосредственно перед /ә/, находясь, однако, в разных слогах: Фәниә, тәрбиә 'воспитание', ҡиәфәт 'облик', ниәт 'намерение' (но в разговорном языке здесь и > ей: Фәнейә и т. д.)

Исконная фонема /и/ сохранилась в первом слоге лишь немногих общетюркских слов типа илек 'косуля', ике 'два', ишет- 'слышать'. В остальных случаях башкирская корневая фонема и обычно восходит к этимологической *е.

Фонема /и/ характеризуется сравнительно большой устойчивостью, хотя в некоторых своих нетипичных случаях употребления и обнаруживает необычайно большие отклонения от описанных ее основных характеристик, в основном по ряду и отчасти по длительности произношения.

Предельно отличается от основной разновидности фонемы /и/ ее веляризованный аллофон, занимающий промежуточное положение между передними и задними гласными, а по подъему приближающийся к сравнительно широкой фонеме /е/. Этот аллофон обусловлен регрессивным влиянием последующего гласного заднего ряда, в частности а и, реже, ы: ила- 'плакать', ижау 'поварешка', ихата 'изгородь, плетень', сираҡ 'голень', сират 'очередь', шиғыр 'стихотворение', сихыр 'колдовство'. По своему характеру к нему примыкают два более частных аллофона: 1) веляризованный (несколько суженный и опередненный) вариант, возникающий в соседстве с заднеязычными ҡ и ғ: ҡиәфәт 'облик', ғилем 'знание', иғтибар 'внимание', 2) еще более веляризованный дифтонгоидный вариант, регулярно встречающийся под влиянием предыдущего заднего гласного в ударном слоге, в предударном же слоге возникающий под влиянием соседнего согласного и последующего ударного заднего гласного: Фатих, ғашиҡ 'влюбленный', ғинуар 'январь', сифат 'качество', мәғариф 'образование, просвещение', Фатима. В последнем случае /и/ являет собой по существу бифонемное сочетание ы с сонантом й.

Самостоятельный аллофон фонемы /и/ представляет бифонемное сочетание основной ее разновидности с сонантом й в исходе иноязычных слов под ударением: мәжбүри 'обязательный', ғилми 'научный', тәбиғи 'естественный', Ғәли, Вәли.

Малозаметное отклонение от основной разновидности фонемы /и/ имеет ее суженный и опередненный аллофон, обусловленный влиянием губных, межзубных и переднеязычных т, д: ср. тиҙ 'быстро', бит 'лицо', нимә 'что', дим 'увещевание', типтәр 'тептярь'.

Редуцированный вариант фонемы /и/ мало чем отличается от основной ее разновидности и едва ли может быть квалифицирован как самостоятельный ее аллофон: ср. шишмә 'ручей', кишер 'морковь', ширбәт 'сладкий напиток', киртләс 'зазубрина', сирт- 'щелкать'.

Фонема /е/ шире /и/, но уже всех остальных передних гласных; по ряду она занимает, в отличие от /и/, устойчивое положение, среднее между основными разновидностями /и/ и /е/. Характеризуется, как и /ы/, акустической неопределенностью, невнятностью, вызванной ее звучанием одновременно в полости рта и в надгортанном резонаторе. Этим она резко отличается от сравнительно чистой фонемы /и/, пользующейся в основном ртовым резонатором, направленным не столько в надгортанную полость, сколько наружу. Различие между /е/ и /и/, которые по сравнению с остальными передними гласными довольно близко стоят друг к другу, углубляет отсутствие всякого напряжения при произношении е, чего нельзя сказать относительно артикуляции и, по степени допустимой (в соответствии с нормами башкирской фонетики) напряженности занимающей третье место после ү и ө.

Акустическо-артикуляционное своеобразие фонемы /е/ заметно сглаживает различие между ее артикуляционными фазами (экскурсией, вершиной и рекурсией) и, как бы удлиняя ее, усиливает ее фонематическую опознаваемость даже при минимальной ее длительности. Этому способствует также и то, что рекурсия предыдущего и экскурсия последующего согласного содержат элемент е, представляющий непроизвольный вокал при исходном состоянии артикуляционных органов. Фактически первая и третья фазы артикуляции е во многом поглощают рекурсию предыдущего и экскурсию последующего согласного, компенсируя в какой-то мере максимальную утрату длительности в закрытых неударных слогах: бергә 'вместе', һелк- 'трясти', керт- 'ввести, занести', шешә 'бутылка', кишер 'морковь'. Вот почему фонема е при всей своей краткости, акустической невнятности в целом обнаруживает всюду полное образование, сохраняет свою устойчивость, исключая лишь случаи закономерной редкой редукции типа бүрек > бүрк 'шапка' и регулярной ассимиляции под влиянием предыдущей губной фонемы /ө/ (ср. төтен > төтөн 'дым').

В открытых слогах, особенно в ауслауте под ударением /е/ по длительности мало чем отличается от остальных гласных с нормальной долготой, хотя и считается по сравнению с ними краткой: ср. эре 'крупный', әсе 'кислый', мейе 'мозг'.

В отличие от остальных гласных переднего ряда, фонема /е/ не имеет позиционных, морфонологических и дистрибутивных ограничений и употребляется в целом необычайно широко.

Это вызвано, очевидно, прежде всего и главным образом удобством самой артикуляции /е/, требующей минимальных усилий и именно в силу этого оптимально близкой к редуцированному произношению всех остальных гласных переднего ряда, особенно /и/, /ү/, скрадывающему их различительные признаки, акустически предельно сближая их с /е/. Только фонемизацией артикуляционно неудобных фонетически близких к /е/ аллофонов других фонем переднего ряда, особенно при их редукции в составе многосложных словоформ можно объяснить тот факт, что во всех позициях, где ныне в исконно тюркских словах вовсе недопустимы /и/ и /ү/, баш. /е/ восходит к ним: ср. др.-тюрк, ешик 'дверь', елиг 'пятьдесят', амты 'теперь', кирү 'назад', өкүз 'бык' и соответственно баш. ишек, илле, инде, кире, үгеҙ.

Расширение /и/ в первом слоге двусложных слов типа киши > кеше 'человек', ини > эне 'младший брат', тириг > тере 'живой' скорее всего вызвано его редукцией и ослаблением, нейтрализацией. Конечно, здесь, как и в других позициях, происхождение вторичного /е/ может быть связано и с иными закономерностями, в частности с общей эволюцией корневого *и > е, особенно последовательной в односложных словах и в первом слоге двусложных слов (ср. др.-тюрк, бир 'один', инжү 'жемчуг', илик 'раньше' и соответственно баш. бер, ынйы, элек). Но при всем этом в расширении этимологических узких и и ү на почве башкирского языка вне всякого сомнения большое место занимает фонемизация их аллофонов на чисто артикуляционно-акустической основе.

Артикуляционное удобство фонемы /е/ выгодно сказалось не только на расширении сферы ее применения, но и на значительной сохранности исконного ее распределения в тюркских корнях и корневых словах. Она из всех гласных переднего ряда сохранилась в значительном числе исконно тюркских слов, особенно в первом их слоге, где в татарском и некоторых других тюркских языках произошла эволюция *е > и: бейә 'кобыла', бейек 'высокий', эйә 'владелец', эйәр 'седло', эйәр- 'следовать за кем-л.', йебәр- 'посылать', йеҙ 'медь', йек- 'запрягать', йел 'ветер', йеләк 'ягода', йелек 'костный мозг', йелем 'клей', йелкә 'плечо', йем 'корм', йемеш 'фрукт', йемер- 'разрушать', йең 'рукав', йең- 'победить', йеңгә 'невестка', йеңел 'легкий', йер 'земля', йерән 'рыжий', йерек 'ольха', йет- 'достигать, созревать, хватать', йете 'семь', йетен 'лен', йетмеш 'семьдесят', кей- 'одевать', кейек 'дичь', кейер- 'натягивать', кейеҙ 'войлок', мейе 'мозг', сей 'сырой', тей- 'прикасаться, трогать' и т. п.

Фонема /е/ в зависимости от природы соседних согласных дает резкие колебания по месту своего образования и отчасти по подъему. В большинстве случаев своего употребления она характеризуется предельной краткостью. Но акустически в целом она единообразна. Лишь после заднеязычных ҡ и ғ она приобретает веляризованную окраску, сильно меняющую ее звучание: ҡеүәт 'сила, мощь', бәғер 'душа'. Кроме того, она имеет и ярко выраженный огубленный аллофон, возникающий регулярно по дистактной прогрессивной ассимиляции под влиянием предыдущей губной ө, которой может противостоять лишь при условии, если их разобщает негубная широкая фонема /ә/ или сонант /ү/ (w): һөрем > һөрөм 'копоть', көрәшсе 'борец', көтөүсе 'пастух'.

Фонема /ө/ шире /е/, но намного уже широкой негубной фонемы /ә/. По ряду она занимает несколько более переднее положение, чем /е/, и в силу относительно широкого подъема имеет слабое огубление, значительно более ясно выраженное при узкой губной фонеме /ү/, резко противостоящей ей по подъему. Фонема /ө/ характеризуется в целом открытостью, хотя звучание ее и сосредоточено главным образом в надгортанном резонаторе. В этом отношении она из всех гласных переднего ряда, как и по подъему, уступает только широкой открытой сильной фонеме /ә/.

Фонема /ө/, как и все губные башкирские гласные, позиционно и морфонологически ограничена в своем употреблении. Она представлена главным образом в анлауте и инлауте односложных корней (көрт 'сугроб', өн 'звук', төн 'ночь') и в первом слоге двусложных и многосложных слов (өйөр 'табун', бөжәк 'насекомое', көлтә 'сноп'). В непервом слоге, в том числе в аффиксах, фонема /ө/ не встречается. С ней в последующих слогах сочетаются в исконно тюркских словах лишь /ә/ и /е/, из которых вторая ассимилируется: көйә 'моль', көрәш 'борьба', төрле > төрлө 'разный, различный'. В иноязычных заимствованиях /о/ может сочетаться с последующей узкой фонемой /и/: мөғжизә 'чудо', Мөнирә (жен. имя).

Фонема /ө/ характеризуется в целом артикуляционно-акустическим единообразием, хотя по длительности и обнаруживает очень резкие колебания. В зависимости от дистрибуции она дает два аллофона, акустически весьма близкие к основной ее разновидности: 1) значительно более передний суженный и нормально лабиализованный, обусловленный влиянием губных, межзубных и переднеязычных /д/, /т/: бөтә 'весь', төп 'основной', төҙ 'прямой', мөмкин 'можно', 2) сильно отодвинутый назад более расширенный, возникающий в крайне редком соседстве с заднеязычными ҡ и ғ: ҡөҙрәт 'мощь, сила', ҡөръән 'коран', шөғөллән- 'пользоваться, заниматься', ғөрөф 'обычай', ғөмүми 'вообще', ғөҙөр 'причина'.

В односложных корнях и в первом слоге двусложных и многосложных исконно тюркских слов баш. ө, как правило, восходит к этимологической корневой фонеме */ү/: *күн > көн 'день', *үн > өн 'звук'. В этой позиции исконная корневая /ө/, как и /ү/, сохранилась лишь в немногих словах типа өгөт 'совет', бөк- 'гнуть', һөйлә- 'говорить', йүгер- 'бежать, йүгән 'узда'.

Фонема /ү/ – самая передняя из всех губных гласных; она шире /и/, но значительно уже всех остальных гласных, по ряду занимает промежуточное положение между /и/ и /е/. По совокупности своих различительных признаков /ү/ резко противопоставлена всем гласным переднего ряда, в том числе и /ө/, от которой отличается главным образом своей узостью и значительно более заметным огублением.

Фонема /ү/ представлена главным образом в односложных корнях и в первом слоге двусложных и многосложных исконно тюркских слов, где она за небольшим исключением восходит к этимологической */ө/ (*өт > үт 'желчь', *сөз > һүҙ 'слово'): үҙ 'свой', күҙ 'глаза', үҙәк 'центр', үлән 'трава'. В исконно тюркских словоформах она совершенно не допускается в аффиксах и в открытом конечном слоге, а также в соседстве с заднеязычными ҡ и ғ, не может быть употреблена в слове дважды и не допускает после себя и и ө. Чаще всего /ү/ выступает в сочетании с последующими /е/ и /ә/: күбә 'копна', күкрәк 'грудь', күмер 'уголь'. В иноязычных заимствованиях может быть в непервом закрытом слоге: мәғлүм 'известно', мәхлүк 'тварь', Мәхмүт, а в первом слоге может стоять перед е: ғүмер 'жизнь'.

В зависимости от характера соседних согласных фонема /ү/ обнаруживает значительную подвижность по ряду без заметного ущерба для ее акустического единообразия, обеспечиваемого главным образом стабильным ее положением по подъему и степени огубления. Достаточно ясно выраженные артикуляционно-акустические отклонения от обычных ее описанных характеристик фонема /ү/ дает лишь в окружении губных, межзубных и отдельных переднеязычных согласных /д/, /т/: ср. дүрт 'четыре', түбә 'крыша, вершина, макушка', сүбәк 'пакля', бүрек 'шапка', мүк 'мох', күп 'много', где с полным основанием можно выделить значительно более узкий, передний и довольно сильно огубленный аллофон, характеризующийся регулярностью и устойчивостью. В единичных словах типа ғүмер, Ғүмәр (имя собств.), мәғлүм после /ғ/ можно выделить сильно отодвинутый назад и значительно расширенный ее аллофон.

Фонема /ү/ в целом характеризуется весьма ограниченным употреблением. Это объясняется прежде всего ее деформацией в непервых слогах исконно тюркских слов и крайне ограниченной сохранностью в остальных позициях, где она чаще всего носит вторичный характер – восходит, как и в татарском языке, к этимологической корневой фонеме *ө.

Фонема /ә/, будучи самой широкой и открытой из всех гласных переднего ряда, занимает среди них по ряду замыкающее их заднее положение, входя в полярное противопоставление с наиболее узкими передними /и/ и /ү/.

Фонема /ә/ не имеет ни позиционного, ни морфонологического, ни дистрибутивного ограничения в своем очень широком употреблении: ә – противительный союз, 'әсә' мать, иптәш 'товарищ', нимә 'почему', мәҡәлә 'статья', ҡәнәғәт 'удовлетворен', ғәйеп 'вина'.

Находясь с остальными фонемами переднего ряда в отношениях поляризации по основным своим различительным признакам, фонема /ә/ обладает в целом четкой фонематической опознаваемостью независимо от условий своего употребления, хотя под их влиянием и образует позиционно обусловленные четко очерченные аллофоны, артикуляционно-акустически заметно отличающиеся от основной ее разновидности. Среди ее аллофонов прежде всего обращает на себя внимание суженный, опередненный и значительно более чистый вариант, регулярно возникающий под влиянием соседних согласных – губных, межзубных и переднеязычных /д/, /т/: тәм 'вкус', тән 'тело', бәндә 'человек', әҙәм 'человек', бәбәй 'ребенок, младенец', бәҫ 'иней', бәпес 'малыш, дитя', дәрт 'душевный подъем', дәфтәр 'тетрадь', мәк 'мак'.

Противоположный рассмотренному аллофону – наиболее задний и широкий аллофон с гортанной окраской, обусловленной соседством с заднеязычными ҡ и ғ и гортанным һ: мәғәнә 'смысл, значение', мәҡәлә 'статья', мәшәҡәт 'хлопоты', Ғәни, ҡәрҙәш 'родственник', ҡәһәр 'проклятие', ҡәлғә уст. 'крепость', ҡәйнә 'свекровь', ғәжәп 'изумительный, поразительный', ғәрәп 'араб', әһә! 'ага!'. Значительно реже встречаются: 1) назализованный аллофон, обусловленный влиянием носового согласного /ң/: тәнҡит 'критика', мәңге 'вечно', тәңкә 'монета, рубль', 2) редуцированный аллофон, обусловленный предударным положением перед сонорными /р/ и /л/ и скрадывающий ясность звучания /ә/, особенно в серединных слогах в быстром темпе речи: кәртә 'жердь; изгородь', кәрәк 'нужно', кәштә 'полка', тәртә 'оглобля', кәшәнә 'гробница', рәүеш 'образ; наречие'.

Фонема /ә/ характеризуется очень широкой употребительностью, свойственной также татарскому, азербайджанскому и уйгурскому языкам. Как и в названных языках, исторически она восходит, как правило, к этимологическим *е и, отчасти, *и, что прослеживается уже в памятниках рунического письма (ср. др.-тюрк. äшнä 'приятель, друг', йүрäк 'сердце , кишäн 'путы', күрäш 'борьба', төбäн 'вниз', кäрäк ~ керäк– кирäк 'нужно', äмгäк 'труд', бäлäк 'подарок' и соответственно баш. әшнә, йөрәк, кешән, көрәш, түбән, кәрәк, имгәк ('обуза, бремя'), бүләк и мн. др. В ряде случаев баш. /ә/ является следствием сингармонической палатализации слов с велярным фонемным строением: ср. др.-тюрк. айлан- 'кружиться', айт- 'сказать', бағла- 'завязывать', йай 'лето', сач 'волосы' и соответственно баш. әйлән-, әйт-, бәйлә-, йәй, сәс и т. п.

В силу того, что /ә/ как фонема возникла и развивалась на почве фонемизации позиционно обусловленных расширенных аллофонов негубных гласных переднего ряда, сфера ее распределения по языкам, естественно, не совпадает (ср. между собой азербайджанский, уйгурский и туркменский языки), исключая незначительное число слов. Особую общность в этом отношении имеют лишь башкирский и татарский языки. И то не во всем: ср. баш. кәм 'меньше', кәмә 'лодка', кәбәк 'отруби', кәбән 'стог', кәрәк 'нужно', кәштә 'полка' и соответственно тат. ким, кимә, кибән, кибәк, кирәк, киштә.

Переход на ОГЛАВЛЕНИЕ (ЗВУКОВОЙ СТРОЙ БАШКИРСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА)