ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГЛАСНЫХ

В современном башкирском литературном языке двенадцать гласных фонем, из них исконно башкирских девять: /а/, /о/, /у/, /ы/, /е/, /и/, /ә/, /ө/, /ү/.

Гласные башкирского языка в соответствии с законами небного сингармонизма разделяются на две последовательно противопоставленные фонетические группы; передние /и/, /ү/, /ө/, /е(э)/, /ә/ и задние /у/, /о/, /ы/, /а/. При этом они образуют корреляты, попарно отличаясь друг от друга главным образом по ряду: /а/ – /ә/, /ы/ – /е/, /о/ – /ө/, /у/ – /ү/. В этом отношении особняком стоит лишь непарная передняя фонема /и/, основная разновидность которой среди передних гласных является самой передней, а ее аллофон, бытующий в одном ряду с гласными заднего ряда в немногих словах типа ижау 'половник', напротив, занимает промежуточное положение между задними и передними гласными. Другую особенность башкирских гласных по ряду составляет их отодвинутость назад, особенно передних, из которых /е/ и /ө/ с полным основанием могут быть выделены как гласные среднего ряда. Фонетически действительно передними могут считаться лишь аллофоны фонем /и/ и /ү/, отчасти /ө/, представленные в окружении губных согласных: ср. бит 'лицо', тимер 'железо', где и стоит близко к русск. эти; түмәр 'чурбан', бүҫкә 'неполный', төп 'пень', бөтмөр 'аккуратный, расторопный'.

В зависимости от условий реализации характеристики гласных по ряду в целом имеют весьма резкие колебания, особенно под влиянием губных, межзубных и увулярных согласных. Но эти колебания укладываются в рамки четкого фонематического противопоставления передних гласных задним, не нарушая их распределения в соответствии с незыблемыми законами сингармонизма, которые не соблюдаются лишь в иноязычных заимствованиях и некоторых сложных словах типа билбау 'кушак', как это имеет место и в остальных тюркских языках, исключая узбекский.

По подъему гласные отличаются друг от друга в рамках небольшой, но по сравнению с другими тюркскими языками относительно широкой амплитуды: /и/, /ү/, /у/, /е/, /ы/, /ө/, /о/, /ә/, /а/. Обращает на себя внимание отсутствие сверхузких и абсолютно узких гласных, за исключением лишь позиционно обусловленных действительно узких аллофонов фонем /и/ и /ү/, а также поляризация между довольно четко выделяемыми широкими /а/ и /ә/ и сравнительно узкими /и/ и /ү/, /у/, по отношению к которым /е/ и /ы/, отчасти /ө/ и /о/ занимают в принципе промежуточное положение, позволяющее квалифицировать их как гласные среднего ряда. Эти ориентировочные характеристики гласных по подъему в зависимости от своеобразия артикуляции окружающих их согласных, конечно, тоже имеют гамму колебаний, установить которые, хотя бы в общих чертах, пока что не представляется возможным. Ясно лишь, что по подъему самые, большие колебания дает /и/ и что при всех своих колебаниях в целом губные и /е/ – /ы/ сохраняют свое соотношение по подъему.

В непосредственной связи с координатами гласных по подъему стоит их открытость и закрытость, предопределяемая степенью подъема, но не сводимая к ней, как это принято считать. Под открытостью или закрытостью следует понимать не столько максимальное сужение или расширение гласного по подъему, сколько изменение характера резонирования при средней фазе артикуляции гласного, а именно – сосредоточенность звучания в самом резонаторе, не обеспечивающая его направленности на слушателя, т.е целенаправленного свободного выхода звучания наружу (закрытые гласные) или, напротив, коммуникативно направленное звучание через полость рта наружу, при котором ротовой резонатор как бы превращается в источник звучания (открытые гласные с чистым тоном, сопровождаемым обертонами, образуемыми в самом резонаторе). Открытыми гласными в этом понимании являются лишь башкирские /ә/ и отчасти /а/. Звучание остальных гласных сосредоточено главным образом в надгортанной полости, хотя при этом одновременно и используется ротовой резонатор. Все эти гласные, в том числе и /а/, произносятся при небольшом растворе. Это, как и заметная отодвинутость гласных назад, отнюдь не способствует ясному проявлению их качества.

В различении гласных, помимо их соотношения по ряду и подъему, существенную роль играет участие губ в образовании /ү/, /у/, /ө/, и /о/ и противопоставленность этих губных гласных по данному их признаку негубным /и/, /е/, /ы/, /а/, /ә/. Башкирские губные гласные по сравнению с соответствующими губными других тюркских языков, исключая татарский и отчасти чувашский, значительно (кроме /о/ и /ө/), отодвинуты по ряду назад и к тому же имеют сравнительно меньшую длительность произношения. В силу этого их огубление выражено крайне слабо. Напряжение губ при образовании ү и у в целом очень слабое, а ө и о произносятся по сути при вялом состоянии губ, минимально собранных для их артикуляции. Только в сочетании с /б/, /м/, /п/, /т/, /д/, /ҙ/ и /ҫ/ губные гласные приобретают сравнительно ясно выраженную лабиальную окраску при относительно активном участии губ: ср. буҙ 'сизый', боҙ 'лед', үп- 'целовать', бөт- 'кончать'. Хотя огубленность /ө/ и /о/ еще более слабая, чем огубленность /ү/ и /у/, именно она, как, впрочем, и заметная их расширенность, отличает эти фонемы соответственно от /е(э)/ и /ы/, по ряду и длительности очень близко стоящих к ним. Больше того, именно благодаря огублению и связанному с ним увеличению длительности башкирские /ө/ и /о/ являются относительно сильными фонемами, способными ассимилировать последующие /е(э)/ и /ы/ по законам губной гармонии гласных: тормыш > тормош 'жизнь', көмеш > көмөш 'серебро'.

По длительности, обусловленной самим качеством данного звука, гласные делятся на две неравные группы: краткие /е(э)/ и /ы/ и «нормальные» /ө/, /о/, /и/, /ү/, /у/, /ә/, /а/, приведенные здесь в порядке восходящей градации их долготы. Длительность гласных, обусловленная их природой, находится в большой зависимости от конкретных условий их употребления в речи и поэтому резко колеблется. Достаточно сказать, что в зависимости от структуры слога, особенно от его открытости или закрытости, от ударения, от количества неударных слогов в словоформе и характера соседних согласных длительность гласных может быть увеличена или, напротив, сокращена почти вдвое. Если к тому же учесть резкие колебания и общей длительности слова в зависимости от занимаемой им синтаксической позиции и степени актуализированности его содержания (одно дело, например, интонационно выделенное ведущее слово словосочетания, совершенно другое – ведомое, ударный слог которого по длительности мало чем отличается от неударных слогов ведущего слова), то этот разрыв может быть увеличен еще вдвое.

Соответственно столь же резко колеблется и ясность гласного, обусловленная прежде всего его длительностью. Гласные проявляют свои различительные признаки настолько ясно, насколько они располагают для этого необходимой длительностью. Чем гласный короче, тем менее ясно звучит и претерпевает, как говорил В. А. Богородицкий, ослабление, приобретая фонетическую неопределенность, приводящую нередко к существенным его позиционным изменениям. Гласные нормальной долготы при резком сокращении их длительности в окружении соответствующих согласных в первых неударных слогах многосложных словоформ, нейтрализуя свои различительные признаки, фонетически сближаются с краткими /е/ (передний) или /ы/ (задний), характеризующимися как раз неопределенностью звучания. Краткие гласные в этой позиции, как правило, выпадают, в лучшем случае становясь сверхкраткими: ср. себ(е)шке 'чаша', к(е)ше (килмәне) 'никто (не приходил)', ҡ(ы)шын-яҙын 'зимою и весной'. Утрату длительности и четкости гласного в какой-то мере компенсирует изменение музыкального тона, позволяющее натренированному слуху уловить его на психолингвистической основе. Но в целом фонематическую опознаваемость гласных в первую очередь обеспечивает, конечно, длительность их произношения, тем более что башкирские гласные произносятся обычно вяло, во всяком случае без заметного напряжения.

За исключением случаев нейтрализации гласных, их длительность даже при резком сокращении выдерживается в целом в пределах, вполне достаточных для восприятия самими носителями языка с автоматизированными навыками.

Как и минимальная длительность, приводящая к нейтрализации гласных или к их выпадению, известную фонетическую значимость имеет для башкирского вокализма и максимальная длительность, характерная для гласных в открытом ударном слоге: в исконно тюркских словах в этой позиции в непервом слоге башкирские губные /ү/ и /у/, отличающиеся от сходных губных других тюркских языков краткостью, вследствие их удлинения деформировались – перешли в бифонемное сочетание фонетически близко стоящего к ним губно-губного сонанта /ү/ – /у(w)/ с эпентетическим гласным э–ы, т. е. соответственно в /еү(еw)/ и /ыу/ (ыw): *буғ > бу > быу 'пар', др.-тюрк. *келиг > килү > килеү 'приход, приходить', Баныу (имя собств.). Удвоения длительности в непервом открытом конечном ударном слоге не имеет также и относительно краткое башкирское /и/, которое в исконно тюркских словах в этой позиции не представлено вообще в связи с последовательным переходом этимологического */и/ в /е/, как в татарском, казахском и некоторых других тюркских языках: Ғәлий, ғилмий 'научный' (орф. Ғәли, ғилми), әбей (< әби) 'бабка, бабушка'.

В рассмотренной позиции предоставлена возможность для наиболее полного и четкого проявления различительных признаков башкирских /а/, /ә/, /е/, /ы/, /ө/, /о/: таба 'сковорода', бәлә 'беда', әсе 'кислый', тары 'просо', ошо 'этот', сөсө 'пресный'. Поскольку, однако, в этой позиции в исконно тюркских словах не представлены и, ү и у, а ө и о выступают лишь на правах позиционного заместителя /е/ и /ы/, она, очевидно, не может считаться сильной позицией для всех башкирских гласных. Сильной позицией для них не может служить и открытый слог односложных слов, хотя здесь тоже имеются благоприятные условия для проявления качества гласных. Ибо, во-первых, здесь не представлены губные, а /и/ встречается едва ли не в единственном слове ти 'сказать', и то на деле являет собой бифонемное сочетание ей или ий. Во-вторых, что самое главное, полнозначных слов состоящих из одного открытого слога крайне мало, а в морфемах-частицах с таким слогом происходит нейтрализация оппозиции гласных (ср. вопросительную частицу мы/ме, мө/мо, усилительную частицу та/тә и т.п.) в междометиях типа мә! 'на!' гласный теряет естественное звучание в силу их особой интонации.

В тюркских языках не так уж много и односложных слов, состоящих из одного закрытого слога, чтобы считать их типичными условиями для употребления гласных. Тем более что практически их преобладающее большинство употребляется в агглютинированном виде. А главное – в этой позиции рекурсия гласного и экскурсия последующего согласного сливаются, и гласный неизбежно испытывает влияние согласного. В прикрытых закрытых слогах типа СГС гласный ощущает влияние также и предшествующего согласного, не говоря уже о слогах типа СГСС (дүрт 'четыре', кирт- 'сделать зарубку', көрт 'сугроб', ҡорт 'червь', ҡырҡ 'сорок', халыҡ 'народ', терт ит- 'вздрогнуть'), где это влияние усугубляется вследствие неизбежной редукции гласного. К тому же в этой позиции в служебных морфемах-частицах и т. п. происходит нейтрализация оппозиции гласных (ср. модальную частицу дыр/дер, дор/дөр, выражающую неуверенное предложение).

Наименее обусловленным представляется употребление гласного в первом открытом слоге, особенно неприкрытом, в составе двусложных и трехсложных слов, где все гласные оказываются в принципе в одинаковых сравнительно благоприятных условиях, обеспечивающих достаточную их фонологическую опознаваемость: э-лек 'ранее', э-ре 'крупный', ы-ран 'межа', ы-сын 'истый, настоящий', ө-мөт 'надежда', ө-мә 'помощь коллективная', о-са 'круп', а-та 'отец', а-ра 'расстояние', ә-ле 'теперь, ныне, сейчас', ә-сә 'мать', у-тын 'дрова', у-раҡ 'серп', ү-тә 'насквозь, сквозь', ү-геҙ бык'.

В первом неударном слоге тюркские корневые гласные реализуются всегда гораздо более ясно, чем в любом другом неударном слоге, возникающем при осложнении сходных двусложных и трехсложных слов аффиксами словообразования или формообразования. В этих самых типичных условиях функционирования тюркских корневых гласных их длительность в предударных слогах резко сокращается, а в первом неударном слоге сохраняется благодаря компенсирующему увеличению их длительности за счет паузы перед ним и возникающему в связи с этим побочному ударению именно на первом слоге, особенно когда словоформа становится многосложной.

Правомерность истолкования первого открытого неударного слога в дву- и трехсложных словах как сильной фонетической позиции для башкирских гласных подтверждается и подкрепляется фонологически ведущим положением гласного первого слога любого тюркского слова в его фонемном строении. Именно гласный первого слога предопределяет появление в последующих слогах гласных исключительно переднего или заднего ряда и соответственно только палатального или велярного варианта данного согласного.

Гласный первого слога независимо от ударения в фонемном строении слова играет конституирующую роль также и в другом отношении. По нему можно предсказать возможность или невозможность появления в последующих слогах гласных лишь определенного типа. Так, за и первого слога следует чаще всего е, реже – ә, контрастирующий по подъему, а, и, ү и ө в исконно тюркских словах после него совершенно недопустимы. За ү первого слога могут следовать только е и ә, появление и и ө здесь в исконно тюркских словах исключено. Способностью возглавлять определенный фонемный ряд обладают и другие гласные, как это показано ниже при их раздельном описании. Отсюда вытекает еще одна особенность башкирского вокализма: открытая возможность реализации гласных в первом слоге при сравнительно ограниченном, и даже закрытом их распределении в последующих слогах.

В исконно тюркских словах гласные /и/, /ү/, /у/ оказались по сути позиционно закрепленными. У остальных гласных определенную позиционную закрепленность имеют только основные разновидности, представленные главным образом в первом открытом неударном слоге двусложных слов, состоящем из одного гласного, и в ударном открытом слоге, замыкающем словоформу. Их же аллофоны возникают, исключая эти две позиции, независимо от местоположения гласного в слове, возникают в полной зависимости от характера соседних согласных, распределение которых в исконно тюркских словах, за небольшим исключением, не регламентировано.

В образовании аллофонов гласных есть, безусловно, определенные общие закономерности, которые, к сожалению, еще не выявлены ни для одного из тюркских языков. Так, перед /ҡ/, /ғ/ и /һ/, а иногда и после них все гласные заднего ряда предельно отодвигаются назад и неизбежно приобретают гортанную окраску, обусловливающую максимальное использование надгортанного резонатора. Наибольшие отклонения от обычных норм артикуляции и звучания дает в башкирском языке здесь а, особенно в диалектах, где этот звук суживается и приобретает тем не менее открытый характер, свойственный киргизскому а перед ҡ в словах типа ҡаҡ- 'стучать'. Губные, межзубные и переднеязычные т и д способствуют, напротив, опереднению всех соседних гласных, которые при достаточном изменении степени их подъема (а это уже находится в зависимости от характера другого соседнего согласного в пределах закрытого слога) и длительности (это зависит от местоположения слога по отношению к ударению) порождает более или менее типичные аллофоны задних и отчасти передних гласных. Губные и отчасти межзубные согласные усиливают лабиализацию губных гласных, которая лри резком опереднении гласных довольно сильно видоизменяет их качество.

В образовании и стабилизации аллофонов нередко существенную роль играет влияние одного гласного на другой. Так, под прогрессивным ассимилирующим влиянием губных /ө/ и /о/ возникли и закрепились в башкирском языке фонетически совпадающие с ними аллофоны негубных е и ы: сөсө 'пресный', ошо 'этот'. Расширенные аллофоны предударных е и и, возникшие под регрессивным ассимилирующим влиянием ударного сильного /е/, впоследствии в целом ряде слов необратимо перешли в /ә/, ср.:

Тат. язык Баш. язык

кибәк кәбәк 'отруби'

кибән кәбән 'стог'

кимә кәмә 'лодка'

киңәш кәңәш 'совет'

кирәк кәрәк 'нужно'

киртә кәртә 'оглобля, жердь'

киштә кәштә 'полка'

тирән тәрән 'глубокий'.

Гласные имеют весьма различный состав аллофонов, отличающихся друг от друга чаще всего незначительно, но иногда очень сильно. Наиболее разнородными аллофонами представлена фонема /и/; мало различающимися аллофонами – фонемы /е/, /ы/, /ө/, /о/, /ү/, /у/. Аллофоны фонемы /а/ в этом отношении занимают как бы промежуточное положение.

Дистрибуция гласных морфонологически ограничена. В корневых морфемах представлены все гласные. Но не во всех позициях. В аффиксах не может быть и и губных ү и у. К тому же идентификация гласных фонем с точки зрения смыслоразличительной производится здесь на принципиально иных началах, чем в корнях: ә и а предстают как передний и задний варианты единой широкой фонемы (кил-ә 'приходит', бар-а 'идет'), противопоставленной средней по подъему полифонеме /е/ы/, которая, помимо приведенных основных ее вариантов, может быть представлена аллофонами ө/о (бай-ы- 'обогащаться', кәм-е 'убавляться'; йот-лоҡ- 'захлебываться', өҙ-лөк- 'заболеть повторно').

Наряду со смыслоразличением, составляющим основное назначение фонем, гласные осуществляют также слогообразующую функцию, представляя вершину любого слога и тем самым являясь опорой в акцентно-ритмическом строении слова. Ведущее положение гласных в слоговой и акцентно-ритмической структуре слова усиливает фонематическую опознаваемость не только их самих, но и соседних согласных даже в фонетически невыгодных для них позициях.

По употребительности среди гласных на первом месте стоят /е/ и /ы/, на втором /а/, на третьем – /ө/ и /о/, на четвертом – /ө/, на последнем – /и/, на пятом, предпоследнем – /ү/ и /у/.

Исторически наибольшую устойчивость имеют лишь а и ы, за небольшим исключением совпадающие по распределению в исконно тюркских словах с общетюркскими нормами их употребления. Остальные корневые гласные в преобладающем большинстве своего употребления, особенно в односложных корнях и в первом слоге двусложных и многосложных корневых словах довольно последовательно отражают, как в татарском и отчасти чувашском языках, эволюцию древнетюркского вокализма – расширение узких */и/ > /е/, */у/ > /ө/, */у/ > /о/, */е/ > /ө/ и сужение относительно широких */е/ > /и/, */ө/ > /ү/, */о/ > /у/. Эта эволюция, еще более последовательная в татарском языке и отчасти имевшая место в чувашском, хакасском, якутском, тувинском, туркменском, турецком, казахском, ногайском, каракалпакском и некоторых других языках, происходила в глубокой древности, как об этом позволяет судить общность ее следов в составе одних и тех же слов не только в названных языках, но и в некоторых монгольских и тунгусо-маньчжурских языках.

Переход на ОГЛАВЛЕНИЕ (ЗВУКОВОЙ СТРОЙ БАШКИРСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА)